В бытность мою в армии довелось мне служить у черта на рогах в небольшой мотострелковой части. Персонажами этой истории стали трое — мой сослуживец Максим Конев, в миру Конь, прапорщик-повар Савин («Свин») — здоровенный дылда, обладатель черных поясов по карате и алкоголизму, и Машка «три рубля и наша» — его на удивление симпатичная жена, мясистая в нужных местах и до ужаса слабая на передок.
Начну, пожалуй, с татуировки. Был у нас свой кольщик — Нартай Сапаргалиев, москвич, как ни странно. И набил он Коню татуировку потрясающую: череп в берете, с мельчайшими детальками, в зубах патрон, автоматы скрещенные — не татуировка, а мечта. Носился Конь с этой наколкой, как курица с яйцом, всем показывал и очень гордился. А парень он был видный, два метра почти, подкачанный. Как стал «дедом» (его и в первые месяцы службы особо не гоняли, земляки подобрались), стал Конь подкатывать к жене Свина и в конце-концов переспал с ней. Ну ладно, не он первый, не он последний. Но вот то, что он умудрился попасться на глаза Свину без штанов, лежа на его жене — это был провал, товарищи бойцы. Их драку смотрела вся часть. Кончилось все «по нулям» — комбат тоже не дурак, и сделал так, чтобы они больше не пересекались. Перевести в другую часть, увы, не вышло: связист у нас был один.
На стрельбище солдатам регулярно надо было отвозить еду — машина, прапорщик-водитель и солдат с бачками. И в один прекрасный день так сложилось, что водитель ушёл в отпуск, а свободных солдат не было, и попали в экипаж Свин и Конь. Савину сам комбат лично пообещал устроить веселую жизнь, если что-то случится, и машина уехала.
Вернулся прапорщик один. На вопросы: «ГДЕ???» — отвечал, что боец остался на полигоне.
Дальше началось самое интересное. Принимают пищу наши отцы-командиры с нами же, только у них отдельная комната для приема пищи. И дня через три после возвращения Свина со стрельбища из столовки разнесся истошный вопль. Верещала Маша. Сам я подбежал, когда уже собралась толпа. Жена Савина стояла бледная, как смерть, и тыкала в кусок мяса с кожицей в своей тарелке. На нем красовался подпорченный варкой, забрызганный блевотиной, но вполне узнаваемый фрагмент наколки в виде черепа с беретом...
Потом выяснилось, что Конь и правда попросился остаться на полигоне до конца службы, а у татуировки было простое объяснение: наш кольщик перед тем, как вывести череп на Коне, несколько раз попрактиковался на свинье с хоздвора, которая потом и угодила в котел. Посмеяться бы, да только Маша после этого пропала и не вернулась до моего дембеля — был слух, что она в психбольнице лечится.
Начну, пожалуй, с татуировки. Был у нас свой кольщик — Нартай Сапаргалиев, москвич, как ни странно. И набил он Коню татуировку потрясающую: череп в берете, с мельчайшими детальками, в зубах патрон, автоматы скрещенные — не татуировка, а мечта. Носился Конь с этой наколкой, как курица с яйцом, всем показывал и очень гордился. А парень он был видный, два метра почти, подкачанный. Как стал «дедом» (его и в первые месяцы службы особо не гоняли, земляки подобрались), стал Конь подкатывать к жене Свина и в конце-концов переспал с ней. Ну ладно, не он первый, не он последний. Но вот то, что он умудрился попасться на глаза Свину без штанов, лежа на его жене — это был провал, товарищи бойцы. Их драку смотрела вся часть. Кончилось все «по нулям» — комбат тоже не дурак, и сделал так, чтобы они больше не пересекались. Перевести в другую часть, увы, не вышло: связист у нас был один.
На стрельбище солдатам регулярно надо было отвозить еду — машина, прапорщик-водитель и солдат с бачками. И в один прекрасный день так сложилось, что водитель ушёл в отпуск, а свободных солдат не было, и попали в экипаж Свин и Конь. Савину сам комбат лично пообещал устроить веселую жизнь, если что-то случится, и машина уехала.
Вернулся прапорщик один. На вопросы: «ГДЕ???» — отвечал, что боец остался на полигоне.
Дальше началось самое интересное. Принимают пищу наши отцы-командиры с нами же, только у них отдельная комната для приема пищи. И дня через три после возвращения Свина со стрельбища из столовки разнесся истошный вопль. Верещала Маша. Сам я подбежал, когда уже собралась толпа. Жена Савина стояла бледная, как смерть, и тыкала в кусок мяса с кожицей в своей тарелке. На нем красовался подпорченный варкой, забрызганный блевотиной, но вполне узнаваемый фрагмент наколки в виде черепа с беретом...
Потом выяснилось, что Конь и правда попросился остаться на полигоне до конца службы, а у татуировки было простое объяснение: наш кольщик перед тем, как вывести череп на Коне, несколько раз попрактиковался на свинье с хоздвора, которая потом и угодила в котел. Посмеяться бы, да только Маша после этого пропала и не вернулась до моего дембеля — был слух, что она в психбольнице лечится.
Свежие комментарии